Моя бабушка была старше моего деда. По факту рождения. А по документам – совсем наоборот. Эту запутанную семейную историю я сама уже стала забывать. Надо бы освежить ее в памяти, прежде чем пересказывать своим внукам…
***
Лида Соловьева, выпускница 35-й школы города Ленинграда, была влюблена. Молодого человека звали Николаем. И он являлся причиной тайных вздохов многих девушек из Лидиной школы. Все, что большинство людей вкладывает в понятие «мужская красота», природа, не скупясь, подарила Николаю. Он был высок, хорошо сложен, обладал тонкими выразительными чертами лица и чарующим бархатным голосом. Чтобы подарок был полным, судьба наделила его старинной аристократической фамилией - Арбенин. Говорили даже, что его семья происходила из дворян, но тщательно это скрывала.
Все окружающие твердили, что парень с такими внешними данными просто создан для артистической карьеры. А он и не стал никого разочаровывать и после 10-го класса поступил в Ленинградский театральный институт на актерское отделение.
Набравшись храбрости, Лидочка, тогда еще десятиклассница, попросила Николая давать ей уроки актерского мастерства, так как тоже мечтала пойти в артистки. Молодой человек согласился, и с той поры между ними завязалась дружба, с пока еще неясными намеками на ухаживание.
Николай пригласил девушку домой, где она познакомилась с его мамой Верой Степановной и младшим братом Сергеем. Вере Степановне Лида понравилась - она казалась скромной, послушной и, безусловно, очарованной «ее старшим мальчиком». Почти каждый вечер, после учебы, молодые люди гуляли по набережным и паркам Ленинграда и разговаривали, вернее, чаще всего говорил один Николай – о своем будущем, о карьере, успехах на сцене, а Лидочка благоговейно слушала и думала, какой же он все-таки умный, красивый и талантливый. Лишь однажды Николай изменил привычный ход беседы и, хитро улыбаясь, спросил:
-А ты знаешь, что мой младший брат без памяти в тебя влюблен?
Лидия удивилась и даже засмущалась:
-Сережка? Да что ты, он еще ребенок совсем. Куда уж ему о любви думать? Шестнадцать-то ему есть?
-Ему почти семнадцать – ответил Николай, - и он у нас такой… представительный. На него уже девчонки заглядываются. И ростом он с меня, да и в плечах шире…
И вдруг неожиданно добавил:
- Но ты смотри, не заигрывай с ним, а то я ревновать буду…
Пока растерянная Лида не знала, что ответить, он обнял ее за плечи, притянул к себе и слегка коснулся губами ее губ.
От первого поцелуя влюбленное сердце Лидочки прерывисто застучало. Никогда до этого вечера Николай не говорил с ней о своих чувствах, и не намекал, что к ней небезразличен. И уж тем более не делал попыток ее поцеловать. Ей уже начинало казаться, что ничего, кроме дружбы и общих театральных интересов, между ними никогда не будет.
Но тот час Николай заторопился и простился с Лидией, сославшись на то, что нужно готовиться к студенческой постанове, которую они с ребятами разучивали уже месяц.
«21 июня 1941 года, - тем же вечером написала Лида в своем девичьем дневнике, – самый лучший на свете день». И с этой мыслью она заснула. Всю ночь ей снились радужные сны.
***
…Строгий и суровой голос, раздававшийся из старенького репродуктора на кухне, все слушали в полном молчании. «Фашистская Германия… без объявления войны… » - донеслось до сознания Лиды. «Ведь это не честно, - почему то подумала она, - так не бывает, так не должно быть. Почему именно сейчас? Что же теперь будет с нею, с мамой? Что же будет с Николаем? – ужаснулась Лида по-настоящему.
В тот же день она увиделась с Арбениными. На пороге их дома ее встретил младший из братьев - Сергей. «Что-то изменилось в его лице, – неожиданно подумала Лида, - он как будто возмужал, повзрослел, может быть, потому что впервые в жизни серьезен и не отпускает своих обычных шуточек». В другой раз девушка, вспомнив разговор с его братом накануне, непременно бы попыталась посмеяться над ним, но сейчас страшное слово «война» отодвинула все прочее на второй план.
- Коля, что ты будешь делать, - спросила Лида у своего друга, - Будешь ждать повестку или сразу пойдешь в военкомат?
- Что? В военкомат? – растеряно переспросил Николай.
-Ну да, многие ребята, которых я знаю, решили так и сделать… Ведь как же можно в стороне остаться, когда на нашу Родину напали? Проклятый Гитлер! Но ведь война скоро кончится, ведь это же ненадолго, правда, Коля? Боже мой, как я буду переживать за тебя. Но ты пиши мне, Коленька, ладно? А я … я тоже хочу быть полезной. Я вот что подумала: я попрошусь с военными агитбригадами ездить. Ведь нужна же бойцам моральная поддержка. Может быть, и на войне свидимся, Коль… - Лида все говорила и говорила, не сознавая, что первый раз за их знакомство говорит, наверное, больше, чем Николай. А тот растерянно слушает и молчит. Что-то в его молчании настораживало девушку, но мысли еще ужаснее – о войне, о смерти, о разлуке – теснились в ее голове, мешая сосредоточиться.
Арбенин, казалось, почти не слушал подругу и думал о своем. Он проводил ее домой и пообещал увидеться с ней, как только справится со своими делами. Десять дней промелькнули в суете и беспокойстве. Многих знакомых Соловьевы проводили на фронт. Лида, к тому времени уже зачисленная на первый курс театрального института, на самом деле добивалась создания военных агитбригад.
Когда девушка, обеспокоенная отсутствием вестей от Николая, все же не выдержала и пришла к ним домой, соседка рассказала ей, что Арбенины тут больше не живут. Старший ушел на фронт, а мать с младшим уехала к тетке, куда-то за Урал…
… Несколько дней опечаленная Лидочка не могла придти в себя. То, что милый друг уехал, не попрощавшись с ней, очень задел ее самолюбие. Но, как и многие влюбленные женщины, она вскоре нашла оправдание для его поступка: долгие проводы - лишние слезы. Для нее он будто опустил занавес одного акта, чтобы неожиданно появиться в другом. А в том, что они еще встретятся, ее юная романтичная натура даже не сомневалась.
***
В июле 1943 года советские войска перешли в наступление на Орловском плацдарме. Обескровленная, но воодушевленная последними успешными контр операциями Красная армия делала в день по десятку километров на марше, преследуя врага. Вместе с наступающими бойцами, от отряда к отряду по военным дорогам колесил неприметный серый грузовичок, принадлежащий Ленинградскому военно-полевому театру Народного ополчения. Несколько фанерных перегородок, разрисованных масляными красками, заменяли артистам декорации на все случаи жизни. Пара старых театральных костюмов на пятерых и «любимица публики» - шестиструнная гитара – вот, что составляло нехитрое снаряжение походной труппы. За два года прифронтовых скитаний Лидия Соловьева повидала многое. Три раза они были под бомбежкой, один раз едва ушли от немцев… Представления устаивали в госпиталях и на привалах, после боя и перед решающим сражением. А еще очень часто, вместо того, чтобы играть и петь, актерам приходилось бинтовать раны, успокаивать мечущихся в бреду и без сознания бойцов и, конечно, писать за них письма домой…
В расположение 11-го гвардейского батальона Брянской группировки войск грузовичок прибыл под вечер.
- Артисты приехали! – прокатилось по окрестности. И пока солдаты собирались, чтобы помочь гостям разобрать имущество и расположиться на ночлег, Лида по привычке пристально всматривалась в лица бойцов, как всегда надеясь встретить кого-нибудь знакомого. Надо сказать, что надежда эта с каждым разом все меньше и меньше связывалась в ее сознании с образом Николая. Два года войны ни для кого не проходят бесследно. Повзрослевшая, повидавшая ужасы и страдания девушка давно похоронила где-то в глубине сердца романтические чувства к парню, так неожиданно исчезнувшему из ее жизни. Нельзя сказать, что она больше не любила его, но любовь и вся романтика, казалось, навсегда остались в том мирном, довоенном прошлом.
- … и передайте капитану Арбенину! – услышала вдруг она обрывок чьего-то распоряжения.
- Послушайте, - она ухватила за рукав пробегавшего мимо красноармейца, - я слышала, назвали такую фамилию – Арбенин. Мне не послышалось?
- Есть такой, - ответил тот,- это командир нашей роты разведчиков.
- Как, как его зовут?
- Николай.
- Боже мой, - Лида неожиданно разволновалась как тогда, в вечер их поцелуя, - Он родом из Ленинграда? Я могу его повидать? Я … возможно, я его знакомая.
Солдат окинул девушку взглядом и понимающе заулыбался.
- Конечно, можете, его в штаб позвали, ступайте вон к тому крыльцу.
В вечернем полумраке высокая фигура на крыльце штаба показалось сразу и чужой, и очень знакомой.
- Коля, Коленька! – позвала Лида.
Капитан обернулся, и улыбка просто засветилась на его лице.
А Лида застыла от удивления:
- Сережка? Ты ?!… Ты откуда здесь взялся?
В три прыжка молодой человек оказался возле Лиды. Неуклюже схватил ее в охапку, прижал к себе и прошептал:
- Молчи, молчи, я все тебе объясню.
****
Они долго не могли наговориться, держась за руки и не обращая внимания на завистливые взгляды сослуживцев. Вспоминали родной город, школу, знакомых…
Наконец, отойдя подальше от расположения части, Сергей сбивчиво и торопливо стал объяснять:
- Помнишь, в 41 –м, 22 июня, как только объявили, что началась война, я сразу решил, что уеду на фронт, ну не могу я сидеть и ждать, когда мне восемнадцать исполнится, а тут еще Николай … Разница между нами меньше двух лет. Мы всегда похожи были. А там особо и не рассматривали - война.
- Ты стащил его документы, – ужаснулась Лида, - и выдал себя за него? Ты ушел на фронт несовершеннолетним…
На слове «стащил» Сергей бросил на не мимолетный обиженный взгляд, такой знакомый, мальчишеский, детский … Но в тот же миг опустил глаза:
- Можно сказать и так.
Он замолчал, а Лиду осенила догадка:
- Подожди, подожди… Все ведь было не так, верно? Ты не стащил... он сам попросил тебя … – такие простые и жестокие слова давались ей с трудом. Будто хрустальная мечта упала и разбилась вдребезги…
Сергей кивнул. Ему опять вспомнились бледное лицо Николая. Слезы матери. И ее слова:
- Не отпущу тебя на фронт. Не могу. Не могу именно тебя потерять… Ну почему, почему ты у меня старший…
-Понимаешь, он ведь был такой домашний, что ли… талантливый, ранимый, его карьера ждала, сцена… Что бы с ним сделала эта война? Здесь бы он не выжил.
«А что война сделала с тобой, со мной, со всеми людьми?» - хотела воскликнуть девушка. Но вместо этого спросила:
-А Вера Степановна?! Как она допустила? Как могла пожертвовать одним сыном вместо другого?!
-Я ведь все равно ушел бы… А так… У нее остался хотя бы Николай. Все же тогда были уверены, что война долго не продлится…
Он помолчал и добавил:
-Но зато я встретил тебя, Лидуш. Знаешь, я все эти годы думал, что однажды ты приедешь к нам вместе со своим фронтовым театром. И я увижу тебя, артисткой. На сцене… такую… красивую… И услышу, как ты поешь. Ты же всегда так замечательно пела…
Я даже примету себе выдумал – пока не увижу тебя на сцене – со мной ничего на войне не случится.
- Ой, Сережка, скажешь тоже. А петь я завтра буду. Насмотришься.
Сергей невесело усмехнулся:
-Ну вот, опять не везет мне, Лид. Завтра не получится, завтра утром моя рота уходит на задание… Я вот попросить тебя хотел, - добавил он, немного смутившись, - по инструкции, все документы мы должны оставить у командира штаба. Я все оставил. И удостоверение, и партбилет. Но вот это, – он достал из кармана гимнастерки мятую пожелтевшую фотокарточку и, краснея, протянул Лиде, – путь побудет у тебя.
В нарядной школьнице с бантами девушка без труда узнала себя.
-С доски почета стащил?
-Ага, - признался Сергей и они оба засмеялись, словно возвращая в счастливую пору беззаботной юности, когда они были еще школьники, и когда не было войны…
-Вот что, Лидуш, - озабоченно произнес Арбенин, прощаясь, - здесь я Николай, и зови меня так, ладно? Сыщики СМЕРШа, падлы, и так свирепствуют, будто немца нам мало. Везде нос суют. В каждом готовы предателя увидеть. Узнают, что воюешь не под своим именем - беды не оберешься. Проверками затаскают: как так, да почему?
-Я буду звать тебя капитан Арбенин, не ошибусь – пообещала девушка.
На следующий день стало известно, что рота разведчиков под командованием капитана Арбенина напоролась на засаду. Командир приказал своим бойцам отходить. А сам остался прикрывать их отход огнем. Вернулись все, кроме капитана…
В этот вечер Лида не могла петь. Любимица публики, шестиструнная гитара, оставалась нетронутой. Со сцены Лида читала стихи поэта Константина Симонова, которые знали тогда уже на всех фронтах. Но слушали с замиранием сердца. Как в первый раз.
Жди меня, и я вернусь.
Только очень жди…
В августе 1944 года Лида Соловьева вернулась в родной Ленинград. После блокады город зализывал страшные раны. Пройдя пустынным переулком, мимо искореженных бомбежкой стен, она свернула к подъезду своего дома, и тут ее окликнули:
- Девушка, кажется, это у вас я кое-что оставил на хранение?
Лида обернулась, вскрикнула и бросилась на шею говорившему….
… До поздней ночи они не могли наговориться. Вновь и вновь Сергей рассказывал ей историю своего чудесного спасения:
- Когда все стихло, ребята мои, в нарушение приказа, вернулись на то место, где мы напоролись на засаду, видимо хотели забрать мое тело. А оказалось, что в теле еще теплилась душа. Видимо, кто-то очень крепко держал ее за хвост. Доктора вытащили меня буквально с того света. Два месяца я провалялся в госпитале. Хотел вернуться на фронт, но… оказалось, что к службе в разведке я уже не годен… Ну, отдашь фотографию?
Лида покачала головой:
-Нет, не отдам. И тебя, Сережка, я больше никому и никогда не отдам. Никакой войне.
***
Они поженились в мае 45-го, прожили долгую жизнь, воспитали детей и внуков. Дед так и остался на всю жизнь Николаем. И только бабушка иногда, в самые сокровенные минуты, называл его совсем другим именем…