Мне было тогда восемь лет. Помню, как пришел из школы и, всхлипывая, уткнулся в байковый рукав деда Василия. Слов и сил объяснить, почему плакал, не нашлось, а мой дед был очень терпелив и потому ждал, положив теплую тяжелую руку мне на голову. Пальцами закручивал мои черные кудри, отчего становилось легче и спокойнее на душе.

Усадив меня на лавочку возле палисадника и, обрывая листочки на травинке, все ждал. А когда я решился взглянуть ему в глаза, уже не боясь, что он прочтет в них пережитое от несправедливого обвинения одноклассников в воровстве, дед предложил немного пройтись.

Я не сразу понял, куда. Картинки природы сменялись одна за другой. Но тогда мне совсем не показалось это странным. Крепкий высокий мужчина с гордойосанкой дарил чувство защищенности, и мое доверие к нему было безгранично.

Роща встретила нас мелодичным журчанием ручья. Он стремительно мчался к затерянному в кустарнике и деревьях оврагу. Мутный поток сорвал загрязненные снежные пласты, оголив нижние чистые, и в этой белоснежной оторочке стал выглядеть удивительно нарядным. На большой поляне, в лучах яркого солнца поблёскивали мелкие серебристые ручейки, стекающие по талому снегу. Празднично отсвечивала зеркальная гладь щедро разбросанных по поляне лужиц.

Дед присел возле первого подснежника и, приглашая полюбоваться, приподнял хрупкие колокольчики ладонью.
- Вот, Илья, это нежность первого поцелуя. Я берегу ее в своей душе, отбросив все, что было до и после него. Это яркий и нужный момент моей жизни. Я все время думаю, достойное ли место отвел для него?

- Хрупкий и почти прозрачный, деда, - произнес я с волнением, - о таком подснежнике невозможно забыть.

Дед поднялся с колена и, отряхнув брючину, положил мне руку на плечо, увлекая за собой.

Спокойная пастель поляны сменилась на сочную палитру разгара весны. Деревья, кустарники и трава беспорядочно и торопливо облачились в дорогие и праздничные одежды. Мы прошли мимо золотистой смородины и остановились возле яблони, над бледно-розовыми цветками которой стоял неуемный гул пчел. Прислушиваясь, деда прикрыл синие глаза и сильнее прижал меня к своему бедру. По моему телу прокатилась волна трепетной нежности в предвкушении, что сейчас меня впустят в еще одно воспоминание. От этого грудь распирал комок восхищения. Не найдя места для выхода, он просочился в мальчишечье сердце, да так и остался там. Навсегда.

- Как и раньше, слышу сумбурные голоса и друзей и соперников, - произнес дед. - Как этих пчел. Они не прилетят на дерево, которое не способно дать плодов, или на цветок без нектара, понимаешь? А я сохранил именно яблоню, чтобы никогда не забывать свою юность. Ты посмотри, как цвет горит среди белоснежных груш и алычи. Так и юность, яркая, из стрел мыслей и дел и, в то же время, ранимая, как лепесток.
Я убрал лишнее из своей души. Оставил важное. О мелочах много думать не стоит, мой мальчик, - дедушка уже отвечал на мою школьную проблему, будто и не было нашего путешествия.


Природа его души настолько увлекла, что я совсем не был удивлен, когда краски весны сменились разноголосым летом. Тысячи певцов окружили нас свистом, щебетом, чириканьем на все лады. Воздух звенел от мелодичных звуков.


Подпрыгивая и веселясь, я помчался к одиноко стоящему стройному ясеню. Укрытый плащом золотисто-зеленоватого полутона, он излучал потоки спокойного света. Внизу ажурные листья резко выделялись на тёмной коре, а наверху, невесомо повиснув в воздухе, своей полупрозрачностью добавляли фантазийной нежности величавому дереву.


- Это ты? – сказал я и тут же усомнился.

- Нет, - вздохнул дед. - Это мой первый серьезный разговор с отцом. Но от него я тоже оставил только то, что мне пригодилось в будущем. – Он присел у корней. Примостившись рядом, я заглянул в его светлое лицо. Седые волосы, пронизанные солнечными лучами, были похожи на ореол.

Я уже понял, что хотел сказать дедушка.
Протянув мне такой же стебелек, какой сам зажал между своих губ, он улыбнулся. Глаза, обрамленные морщинками, по-мальчишечьи молодо заблестели, будто он был одного со мной возраста, только всезнающим.
Мы всегда были созвучны с дедом. Это когда можно молчать обо всем на свете бесконечно долго. И мы молчали до самой ночи. А в тот день, казалось, Солнце передумало заходить.

Я научился из любой ситуации оставлять главное, не заостряться на мелочах. Понял, что ее надо прокручивать обидную ситуацию в памяти, каждый раз придумывая как надо было поступить. Ведь этого уже никогда не реализовать. А из маленькой песчинки обиды можно вырастить огромный камень, который ляжет на дорогу жизни. И для осознания того, что это не значимое событие, а всего лишь рядовой случай, может понадобиться целая вечность.

Катерина, очень яркие образы получились.

Рассказ понравился! Такие яркие аналогии...