Сомерсет Моэм. "Узорный покров"
Давайте продолжим наши литературные чтения, но сначала пару слов об авторе.
Моэм был гомосексуалистом, и, наверное, поэтому, поэтому женщины, лишённые для него ореола сексуальной привлекательности, изначально представали перед ним в своём истинном свете.
Заранее прошу прощения за длинные цитаты, но они прекрасны.
Итак, главная героиня - Китти Фейн(Гарстин) - потомственная погонщина. Пару слов о её семье:
Миссис Гарстин была женщина жестокая, властная, честолюбивая, скупая и недалекая. Она была одной из пяти дочерей ливерпульского юриста, и Бернард Гарстин познакомился с ней, когда приезжал в Ливерпуль на выездную сессию суда. Он производил тогда впечатление многообещающего молодого человека, ее отец уверял, что он далеко пойдет. Этого не случилось. Он был старательный, трудолюбивый, способный, но слишком слабовольный, чтобы выдвинуться. Миссис Гарстин презирала его. Однако она пришла к выводу, правда малоутешительному, что сама может добиться успеха только через мужа, и принялась подгонять его по выбранной ею дороге. Она немилосердно пилила его. Она убедилась, что при большом желании можно заставить его сделать и то, что претит его деликатности, – нужно только без отдыха бить в одну точку, и рано или поздно он смирится и уступит.
И ещё
Дочери всегда видели в нем только источник дохода; им казалось вполне естественным, что он с ног сбивается, чтобы обеспечить им еду и кров, туалеты, курорты и деньги на булавки. И теперь, когда они уразумели, что по его милости денег стало меньше, их безразличное отношение к нему окрасилось раздраженным презрением. Им и в голову не приходило спросить себя, каково приходится этому незаметному человечку, который рано утром уезжает из дому, а возвращается вечером, когда уже пора переодеваться к обеду. Он был им чужой, но оттого, что это был их отец, они считали само собой разумеющимся, что он должен их любить и лелеять.
И напоследок:
Но как-то днем, по дороге домой из магазина «Хэрродз», она встретила на Бромптон-роуд Уолтера Фейна. Он остановился, заговорил с ней, спросил как бы мимоходом, не хочет ли она пройтись по Гайд-парку. Домой ее не тянуло – в эти дни ее ждало там мало приятного. Они пошли рядом, как всегда переговариваясь о том, о сём, и он, между прочим, спросил, где она думает провести лето.
– О, мы всегда забираемся в какую-нибудь глушь. Понимаете, папа страшно устает за зиму, и мы стараемся выбрать самое тихое местечко.
Китти хитрила – она отлично знала, что работы у ее отца не так много, чтобы ему валиться с ног от усталости, да к тому же при выборе летнего пристанища никто не стал бы считаться с его удобствами.
Думаю, можно не продолжать: и так понятно в какой прекрасной семье росла Китти. Повезло ей не только с родителями, но и с внешностью, каковая и была её главной гордостью и надежной. И она на пару с матерью принялась искать подходящую партию. Но, увы, дела не заладились, и после нескольких сезонов в лондонском свете партии так и не нашлось. Пришлось опускать планку, но, увы и ах, спрос на уже не совсем юную Китти тоже снижался, и что самое обидное, снижался несколько быстрее, чем её планка. И вот ей уже 25, а жениха всё нет. А тут ещё младшая сестра, на 7 лет младше Китти, Дорис, которую считали дурнушкой, собралась замуж за кавалера пусть и поплоше, чем изначально планировали для Китти, но точно лучше, чем светило старшей сестре сейчас. И к Китти пришло понимание, которое рано или поздно накрывает любую принцеждалку: ждать больше нельзя.
Под горячую руку попался Уолтер. Бедняге неповезло родиться низкопримативным необаятельным, поэтому успехом у дам он не пользовался.
Все горе в том, решила она, что у него нет обаяния. Потому он не пользуется успехом, а что это так – она поняла скоро по приезде в Гонконг. Его работу она представляла себе очень смутно. Зато быстро усвоила, что правительственный бактериолог – не бог весть какая персона
...
И как он мог в нее влюбиться? Казалось бы, кто-кто, а она уж никак не должна была пленить этого скрытного, холодного, застегнутого на все пуговицы человека. Однако же он, несомненно, любил ее, любил больше жизни. Готов был сделать все на свете, лишь бы угодить ей. Она могла из него веревки вить. При мысли о той стороне его натуры, которая открывалась только ей, она испытывала легкое презрение. Возможно, его язвительность, его снисходительное высокомерие по отношению к людям, которыми она восхищалась, – это всего лишь ширма, скрывающая глубоко упрятанную слабость? Наверно, он ужасно умный, думала она, все его, видимо, таким считают; но ей он не казался интересным, разве что очень редко, в обществе считанных людей, которые ему действительно нравились, да и то если бывал в настроении. Он не то чтобы нагонял на нее тоску, она просто была к нему равнодушна.
Но Уолтер искренне любил свою жену, и, естественно, безбожно аленил:
Поначалу она ценила его доброту, ей льстила его страстность, явившаяся для нее полной неожиданностью. Он был до крайности внимателен и заботлив, спешил исполнить каждое ее желание. Вечно дарил ей какие-то мелочи. Если ей случалось прихворнуть, никакая сиделка не могла бы лучше за ней ухаживать. Самое скучное ее поручение он воспринимал как милость. И был безукоризненно вежлив. Вставал, когда она входила в комнату, подавал ей руку, чтобы выйти из машины; встретив ее на улице, снимал шляпу, никогда не входил без стука к ней в спальню или в будуар. Обращался с ней не так, как у нее на глазах большинство мужчин обращались со своими женами, а так, будто оба они были гостями в имении у общих друзей. Все это было приятно, но немножко смешно.
Результат не замедлил явиться в виде васька - местного высокопоставленного чиновника, который пробил Китти на инстинкт, и которому, как следствие, приписывала всевозможные достоинства.
Но всё тайное рано или поздно становится явным - о ваське стал подозревать муж. Китти не парилась по поводу презираемого мужа: она уже строила планы, как разведётся с мужем, васёк, соответственно, разведётся со своей женой и, вопреки всему давлению ещё весьма пуританского общества, поженятся и они будут жить счастливо и умрут в один день. Но реальность оказалось немного другой: Китти обнаружила, что она - просто одна и давалок, не первая и не последняя, и её герой не собирается навлекать на себя ни малейшей неприятности из-за связи с ней. Скандал ему не нужен, от слова совсем: ведь шпилить чужую жену это одно, а впрягаться во все проблемы, неизбежно проистекающие из влажных мечтаний Китти - это совсем другое. Чёрт, на самом деле я пишу эти строки, ещё не дочитав до момента, как васёк начнёт сливаться, но я не сомневаюсь, что всё будет именно так.
Ну вот, дочитал)
Уолтер оказался не таким уж и аленем - здравый ум он сохранял
– Я насчет тебя не обольщался, – сказал он. – Я знал, что ты глупенькая, легкомысленная, пустая. Но я тебя любил. Я знал, что твои мечты и помыслы низменны, пошлы. Но я тебя любил. Я знал, что ты – посредственность. Но я тебя любил. Смешно, как подумаешь, как я старался найти вкус в том, что тебя забавляло, как старался скрыть от тебя, что сам-то я не пошляк и невежда, не сплетник, не идиот. Я знал, как тебя отпугивает ум, и всячески пытался внушить тебе, что я такой же болван, как и другие мужчины, с которыми ты была знакома. Я знал, что ты пошла за меня только ради удобства. Я так любил тебя, что решил – пусть так.
И, обнаружив васька, повёл себя трезво и разумно - хладнокровно собрал неопровержимые доказательства измены для бракоразводного процесса, вместо того, чтобы поддаться на эмоции и повести себя как бабуин. Китти, разумеется, была возмущена таким коварством:
– По-моему, ты вообще не мужчина. Почему ты не вломился в спальню, когда знал, что я там с Чарли? Мог хотя бы попробовать исколотить его. Побоялся, да?
Тут надо сделать небольшой отступление на тему брачного законодательства того времени и места, в котором развиваются события романа. Хотя явно они не описаны, контекст позволяет понять основную мысль.
Если муж хочет бросить жену, то развод проблематичен и чреват для мужа серьёзными потерями. Но если жена уличина в измене, то она вылетает с голой задницей на мороз, даже в Гонконге). При этом к суду соответчиком можно привлечь и васька, хотя чем это чревато для него не до конца понятно.
Так вот, Уолтер собрал неопровержимые доказательства измены для развода на выгодных для себя условиях, одновременно привлекая соответчиком васька (которого, к слову сказать, звали Чарли Таунсенд. Таунсенд был заместителем губернатора и небезосновательно метил на его место, т.к. губернатор уже был стар и дряхл). Для Таунсенда подобный суд означал бы конец политической карьеры. И вот, Уолтер пригвоздил парочку, но оставил возможный выход: он не будет привлекать чиновника к суду, если тот разведётся со своей женой и даст письменное обязательство жениться на Китти.
В этом месте мне захотелось отложить книгу, встать и зааплодировать, но я был в общественном месте и удержался.
Но каков троллинг, а?
Впрочем, у Китти, и так не блиставшей умом, последние капли разума смыло гормональной волной. Троллинга она не оценила, т.к. была уверена, что развестись с женой и жениться на ней - это именно то, о чём мечтает её любовник. Она стрелой полетела к Чарли, но, боюсь, у него для неё были плохие новости).
Однако даже влюблённые женщины начинают кое-что понимать, когда им настойчиво объясняешь.
– Теперь я знаю все, что он знал давно. Знаю, что ты черствый, бессердечный. Что ты эгоист до мозга костей, что храбрости у тебя как у кролика, что ты лжец и притворщик, презренный человек. И самое ужасное, – лицо ее исказилось от боли, – самое ужасное то, что все-таки я люблю тебя без памяти.
Ну разумеется, он - эгоистичное ничтожество, иначе как бы в него влюблялись женщины?
Дома Китти ждал муж, который, разумеется, не сомневался в исходе дела. И он предложил жёнушке ещё один вариант - поехать с ним в провинцию, охваченную эпидемией холеры (сам Уолтер был врачём-бактериологом, так что с его стороны это выглядело как отважная рабочая командировка).
Тут с вашего позволения я сделаю ещё одно отступление. В прологе к книге Моэм писал, что сюжет был частично позаимствован из средневековых итальянских хроник (привет Шекспиру и Стендалю), что несколько предвосхитило сюжетную линию: Уолтер хотел, чтобы его жена померла от холеры. Идеальное убийство. Но мы тут видим типичное аленье поведение: товарищ готов идти на жертвы, лишь бы навредить бывшей, вместо того, что развестись на идеальных для себя условиях и жить дальше. И интуиция подсказывает, что это плохо для него закончится. Ну что ж, почитаем - увидим.
Итак, супружеская чета Фейнов прибыла в охваченную эпидемией провинцию. Люди мрут как мухи, военные власти с трудом удерживают ситуацию под контролем, чтобы избежать паники и мародёрства. Вся гламурная верхушка сбежала, остались лишь сильные духом люди. И, в отличие от Гонконга, в высший свет которого Уолтер так и не вписался, здесь молодой учёный пришёлся ко двору: никого не интересовало, насколько он хорошо танцует и насколько он галантен, тут было важно, как хорошо он делает своё дело, есть ли у него душа и совесть. А с этим у него всё было в порядке, и Уолтер стал пользоваться на новом месте всеобщим уважением, едва ли не восхищением. Свою порцию уважения получала и Китти: ведь она не побоялась последовать в столь опасную поездку за своим героем-мужем.
И вот тут выяснилось: Китти беременна. И, разумеется, не от мужа. И вот тут муж понял, что попал. А ведь надо было просто развестись и жить дальше своей жизнью. Нет, ему захотелось в учителя поиграть! И что же ему делать? Развод он обещал не устраивать, если она поедет с ним, да и теперь, по прошествии месяца, не всё так просто будет. Нагулянный ребёнок ему не нужен, да и морить беременную женщины как-то совестливо. (Тут надо сделать отступление, что сам Уолтер любил детей и хотел ребёнка, но жена ребёнка от мужа не хотела. Ситуация типична: любимому мужчине позволяется гораздо больше, чем нелюбимому мужу). До открытия ДНК оставалось ещё 30 лет...
Ситуация казалось безвыходной, но Уолтер нашёл-таки выход: заразился холерой и помер. Автор умалчивает, сделал ли он это нарочно или просто так совпало... Жёнушка хотела перед смертью мужа разыграть сценку "прости меня", но тот лишь посмеялся.
Как бы то ни было, Китти вернулась в Гонкогн. Вернулась в статусе героини: ведь, как уже отмечалось выше, она героически последовала за мужем в столь опасное путешествие, где героически овдовела, да ещё и власти провинции прислали в Гонконг телеграммы, где в красках расписали, каким героем был умерший доктор. Гонконг приветствовал Китти овациями, и одной из первых среди восхищающихся была жена Чарльза Таунсенда - Дороти, уговорившая Китти поселиться у них, пока она решает вопросы с продажей дома (предполагалось само собой разумеющимся, что она вернётся в Англию). Китти нехотя согласилась: встречи с бывшим любовникам она не опасалась, т.к. была уверена, что кроме презрения никаких чувств к нему не осталось. Однако при первой же возможности Чарльз на раз-два пробил её на инстинкт и снова трахнул. Какая незадача! Поняв, что это так будет постоянно, Китти бросает всё и первым же пароходом отплывает в Англию к родителям.
В портах по пути следования парохода её ждут телеграммы: сначала о тяжёлой болезни матери, а потом - и об её кончине. Приехав скорым поездом домой, она застаёт там отца... счастливым!
Он подставил ей щеку для поцелуя движением, которое она помнила с детства.
– А я тут просматривал газету, – сказал он. – Я уже два дня газет не читал.
...
Что-то в его тоне заставило Китти бросить на него быстрый взгляд. Он слегка отвернулся, отводя от нее глаза. За последнее время Китти научилась безошибочно читать чужие мысли. Недаром она изо дня в день прилагала все силы, чтобы по случайному слову или необдуманному жесту угадать тайные мысли мужа. И сейчас она сразу уловила то, что отец пытался от нее скрыть. Облегчение, вот что он чувствовал, огромное облегчение, и это его пугало. Почти тридцать лет он был верным и преданным мужем, ни разу ни словом не отозвался плохо о своей жене, и теперь ему следовало горевать о ней. Он всегда делал то, чего от него ожидали. Он счел бы непозволительным хотя бы неосторожным взглядом или намеком выдать тайну – что он не испытывает того, что в данных обстоятельствах полагалось бы испытывать безутешному вдовцу.
Ну, ещё бы! Он вечером читает газету, сидя в кресле у камина, и никто не гундит о потреченных на него лучших годах, о том, какой он неудачник; никто ничего от него не требует и не журит чем-то, что он не сделал. Он сидит у камина и читает газету - и никто не трахает ему мозг, впервые за тридцать лет!
Потом они вернулись в кабинет. Это была единственная во всем доме комната, где топили. Он машинально взял с каминной полки свою трубку и стал ее набивать, но потом с сомнением поглядел на дочь и отложил трубку.
– Разве ты не будешь курить? – спросила она.
– Твоя мама не очень-то любила запах трубочного дыма после обеда, а от сигар я отказался еще во время войны.
У Китти сжалось сердце – надо же, шестидесятилетний мужчина не решается покурить у себя в кабинете!
Да, прожить 30 лет с погонщицей - это вам не петушка из говна слепить! Сложно в 60 лет учиться жить своими интересами.
Понимал ли мистер Гарстин, что просрал свою жизнь? Наверное, да. Понимал ли, почему так получилось, где и когда он свернул не на ту дорогу? Наверное, нет. До появления АБФ оставалось 80 лет...
Впрочем, у него ещё есть десяток лет впереди, и он, наконец-то, получил долгожданную должность - главного судьи на Багамах. Десять лет в домике на берегу моря, без мозгоклюйки!
Но недолго музыка играла, недолго фраер танцевал:
– А мне с тобой нельзя поехать, папа?
– Тебе? Ох, моя дорогая… – Лицо его вытянулось. Китти часто слышала это выражение, но считала, что так просто говорится, а тут впервые увидала воочию, да так явственно, что даже испугалась. – Но ведь все твои друзья здесь, и Дорис здесь. Я думал, тебе будет гораздо лучше, если ты снимешь квартиру в Лондоне. Я не знаю в точности, какими средствами ты располагаешь, но рад буду вносить квартирную плату.
– Денег у меня на жизнь достаточно.
– Я еду в совершенно незнакомое место. Какие там условия – понятия не имею.
– К незнакомым местам мне не привыкать. Лондон для меня теперь ничто. Мне здесь нечем было бы дышать.
Он закрыл глаза, и ей показалось, что он сейчас заплачет. Лицо его выражало безграничное горе. Сердце разрывалось, на него глядя. Она не ошиблась: смерть жены была для него избавлением, и теперь эта возможность полностью порвать с прошлым сулила ему свободу. Он уже видел впереди новую жизнь и наконец, после стольких лет, покой и призрак счастья. Сердцем она поняла, как он настрадался за тридцать лет. И вот он открыл глаза, не удержавшись от тяжелого вздоха.
– Разумеется, если тебе хочется ехать, я буду очень рад.
Жалкое зрелище. Борьба была короткой, он покорился чувству долга. В этих немногих словах было отречение от последней надежды.
Место погонщицы недолго было вакантным. У Китти уже грандиозные планы:
– Я хочу девочку, потому что хочу вырастить ее так, чтобы она не повторила моих ошибок. Когда я оглядываюсь на свое детство, я себя ненавижу. Но у меня и возможностей не было стать иной. Я воспитаю свою дочку свободной, самостоятельной. Не для того произведу ее на свет и буду любить и растить, чтобы какому-то мужчине так сильно захотелось с ней спать, что он ради этого согласится до конца жизни давать ей кров и пищу.
Она почувствовала, что отец весь сжался. Он никогда не говорил о таких вещах и был шокирован, услышав эти речи из уст родной дочери.
– Дай мне хоть раз высказаться откровенно, папа. Я была глупая, скверная, отвратительная. Я была жестоко наказана. Мою дочь я хочу от всего этого уберечь. Хочу, чтобы она была бесстрашной и честной, чтоб была личностью, независимой от других, уважающей себя. И чтобы воспринимала жизнь как свободный человек и прожила свою жизнь лучше, чем я.
Короче, феминисткой дочку вырастит. Ведь чем феминистка отличается от обычной женщины? Обычная женщина, когда ей что-то нужно, за@вает мужчину, чтобы он сделал то, что ей нужно. А феминистка же говорит, что ей мужчина не нужен и за@вает государство, чтобы оно заставило мужчину сделать то, что ей нужно.
На этом у Моэма всё, и у меня, в общем-то, тоже.
